У Ивана задрожало все лицо, он вытянул шею, вслушиваясь. Ефросинья грохнулась на колени, поклонилась гробу и, тяжелая, плачущая, сползла со ступеней.
Репнин (движения его озабоченны, торопливые, мелкие. Исполнив обряд прощания, хочет отойти, но, притянутый взором Ивана, поворачивается к нему и – горестно, просто). Жертва злобы нашей, жертва окаянства нашего. Перед успением красоты этой – все шелуха, ветром гонимая, все – суета сует.
Иван (с тихой ненавистью, раздельно). Проходи.
Ведут под руки митрополита Филиппа. Иван вытягивается, будто ему не хватает дыхания.
Филипп (преклоняется перед гробом, дает последнее целование и, опираясь на посох, глядит на Ивана). Зачем ты стоишь у гроба? Не молишься ты. Не скорбь, не покорность воле божией, не кротость червя земного в душе твоей! Как тигр, ты ищешь жертвы. Отмщения алчешь. Доколе же тебе лютовать? Смирись, не оскверняй великой тишины успения.
Иван (весь сотрясаясь от гнева, но сдерживаясь). Молчи. Только молчи, одно говорю – молчи, Филипп. Молчи и благослови ее.
Филипп благословляет покойницу и широким размахом креста осеняет Ивана. Царь отшатывается. Ко гробу на помост грузным шагом всходит М а л ю т а. Филипп повернулся к нему, потом взглянул на Ивана, тяжело вздохнул через запекшиеся уста.
Филипп. Брезгаешь, государь? Иван. Да…
Филипп. Прощай, государь. Иван. Прощай…
Малюта помогает свести митрополита с помоста. Под сводами движение, шепот. Ко гробу идет Владимир Андреевич. Он бледен, лицо опущено, в руке, так же как у матери, шелковый платочек. Владимир Андреевич поднимается, закрыв глаза, медленно крестится, чуть прикасается к покойнице и сейчас же, будто от обильных слез, подносит платок к лицу. Иван поднимает руку и отрывает платок от его лица. Губы Владимира Андреевича растягиваются в блуждающую жалобную улыбку. Иван, потрясенный, вплоть придвигается к нему.
Ты?.. Ты?.. (Схватывает Владимира Андреевича за руку, вместе с ним спускается с помоста и садится на последнюю ступеньку.)
Владимир Андреевич, не сопротивляясь, опускается рядом с ним.
Владимир, брат, – ты убил ее?
Владимир Андреевич. О чем спрашиваешь? Не пойму я, братец Иван.
Иван. Ты на ухо мне сказывай, тихонько. Яблочко царице ты положил на стол?
Владимир Андреевич. Господи, господи, ничего не знаю.
Иван. И вино было отравленное? Ты, что ли, за столом отраву подсыпал? (Гладит его по голове.) Отвечай, не бойся. Беда-то больно большая. На Красной площади Василия ты убил?
Владимир Андреевич. Нет, нет, нет!
Иван. Братец, Владимир, не говори – нет, говори – да. Я все знаю. (Указывает на гроб.) Она перстами незримыми вдруг мне глаза открыла.
Владимир Андреевич ударил себя в лицо ладонями, плечи его затряслись.
Поплачь, поплачь, ты уже стоишь у врат смерти, Владимир. А совесть-то ведь больше жизни, знаешь. Стыд-то – страха смерти сильнее…
Владимир Андреевич. Братец, опутали меня.
Иван. Знаю… знаю…
Владимир Андреевич. Не хотел я престола твоего, ни казны твоей… Страшился я, говорил им.
Иван. Кому? Кому говорил?
Владимир Андреевич. Братец, да как их перечислю-то? Все ищут твоей погибели… Ты вот казначею Фуникову веришь…
Иван. Ну? Ну?
Владимир Андреевич. Он в Варшаву да в Вильну тайно подарки посылает, чтобы король-то нам всем помог.
Иван. Врешь… Ох, врешь!
Владимир Андреевич. Чего мне врать, я теперь всех тебе выдам. Чай, знаю, – у митрополита Филиппа в келье собирались. Я не хотел, плакал, как Филипп-то благословил меня на царство. [209]
Иван. На царство русское тебя благословил? Как же так? А ведь я еще жив. И яблочко он тебе дал?
Владимир Андреевич. Господи, тоска-то какая! Нет, нет, не давал! Да вот еще, братец, в Новгороде заговор большой.
Иван (схватил его за плечи). Сейчас уж ты не ври…
Владимир Андреевич. Крест святой поцелую.
Иван. Сейчас, сейчас дам тебе святой крест… (Отпустил Владимира и начал шарить у себя на груди.)
Владимир Андреевич. Новгородский-то епископ Пимен да с боярами переговариваются с Литвой, [210] чтоб Новгороду от тебя отпасть…
Иван. Владимир, страшными пытками тебя буду пытать.
Владимир Андреевич. Дай, дай крест, поцелую.
Иван. Креста нет, другому предателю на шею надел. Ах, зачем же я щадил вас? (Ударяет себя в голову.) Убогий… Сонливый… Нерадивый… (Стремительно встает, поднимается к гробу и горестно прощается с Марьей.) Прощай, прощай, красота моя… Прощай, орлица моя. (Закрывает покрывалом гроб, оборачивается к опричникам.) Малюта! Вели стучать в литавры и трубить в рога!
Среди опричников движение.
(Закрывает лицо рукой, мгновение так стоит, опускается на колени, страстно прижимает руки к груди, поднимает голову.) Гол и нищ перед тобой, господи… Отнял у меня веселие, теплое гнездо души моей… Более я не человек… Хлеб и вода – пища моя, жесткая доска – ложе мое… Умер я, умер, господи… И восстал слуга твой нелукавый, несу тяжесть непомерную царства… Исполни меня ярости хладной… Не отомщения хочу… Но да не дрогнет моя рука, поражая врагов пресветлого царства русского… Да свершится великое… (Встает, спускается с помоста.) Опричники, в поход… Басманов, саблю мне подай…
Часть вторая
Трудные годы
Пьеса в двенадцати картинах
Царь Иван Васильевич.
Анна, княгиня Вяземская.
Афанасий Вяземский. [211]
Малюта Скуратов.
Годунов Борис Федорович.
Василий Грязной } опричники.
Федор Басманов.
Суворов.
Темкин.
Челяднин Иван Петрович, ближний боярин.
Князь Оболенский-Овчина Дмитрий Петрович.
Князь Мстиславский Иван Федорович. [212]
Юрьев Никита Романович.
Князь Шуйский Василий Иванович.
Козлов Юрий Всеволодович.
Пимен, митрополит новгородский.
Князь Острожский, воевода новгородский.
Василий Буслаев.
Сигизмунд Август, король польский.
Кетлер, великий магистр Ливонского ордена.
Константин Воропай, посол литовский.
Магнус, принц датский.
Девлет-Гирей, крымский хан.
Мустафа, великий улан. [213]
Висковатый Иван Михайлович, дьяк.
Переводчик у литовского посла.
Толмач у крымского хана.
Касьян, писец.
Мамка Анны, княгини Вяземской.
Хлудов.
Путятин.
Лыков } купцы.
Калашников.
Первый мужик.
Второй мужик.
Опричники, бояре, дворяне, митрополиты, купцы, посадские, мужики, писцы, служки, немецкие рыцари, магистр Фюрстенберг, воевода Двойна, турецкий посол.
209
Я не хотел… как Филипп-то благословил меня на царство. – Митрополит московский Филипп не благословлял князя Старицкого на царство.
210
Новгородский-то епископ Пимен да с боярами переговариваются с Литвой… – «В годы опричнины новгородский архиепископ Пимен оказал много важных услуг царю и его приспешникам. Однако, несмотря на безусловную лояльность новгородской администрации по отношению к опричнине, царь Иван и его сподвижники не очень доверяли новгородцам и недолюбливали Новгород». В новгородской среде местного посадского населения антимосковские настроения проявлялись открыто, но все же «пресловутый новгородский сепаратизм был лишь побочным продуктом глубоких социальных противоречий» (Скрынников, с. 159, 160).
211
Афанасий Вяземский – воевода, оруяшичий; тайно предупредил новгородского архиепископа Пимена о грозившей ему опасности. После обвинения был подвергнут наказанию, закован в железа, сослан в Городец на Волге и там умерщвлен в тюрьме. Любовь Ивана IV к Анне Вяземской вымышлена Толстым.
212
Князь Мстиславский Иван Федорович (ум. 1586) – «земский боярин», воевода, участник походов против казанцев и ливонцев. В 1571 году его войска были разбиты под Москвой Девлет-Гиреем. Иван IV обвинил Мстиславского в измене, но не казнил его и в 1572 году назначил наместником в Новгород.
213
Великий улан – так назывался в Золотой Орде член ханской семьи из линии, не претендующей на престол.